Не успела Россия вступить в ВТО, как совет этой организации по торговле выступил с претензией. ЕС полагает, что Россия нарушает правила ВТО запретом импорта и «утилизационным сбором» на автомобили. Власти РФ критике значения не придали. В разговоре с вице-президентом Уральской торгово-промышленной палаты Александром Макаровым отчасти стали ясны причины первых признаков конфронтации.
Во-первых, Россия не слишком стремилась войти в ВТО все эти годы. Тем более, что деловой климат в стране не способствует привлечению инвестиций, а одно лишь желание Путина вряд ли исправит ситуацию. Заодно признанный эксперт по ВТО объяснил, почему России уже не восстановить легкую промышленность, а вместо модных костюмов придётся шить форму для стюардесс и железнодорожников.
– Н.Р. Александр Викторович, правда, что Россия вступила в ВТО на «эксклюзивных» – только для нее экономически выгодных условиях, как о том говорит руководитель делегации на переговорах о вступлении России в ВТО Максим Медведков? Ведь мы стали членом ВТО вслед за островными государствами Океании. Притом, что не могли попасть в организацию много лет. Достигнутая цель оправдывает средства?
– А.М. Категорически не согласен, что мы вступили в ВТО на каких-то эксклюзивных правах. Мы, по-моему, 151-я или 156-я страна, вступившая в ВТО. Это организация с очень богатой историей и консервативно сформулированными правилами. Поэтому говорить об «эксклюзивности» правил вхождения не сосем справедливо – я считаю. Но надо понимать, что за 18 лет достаточно кропотливой подготовки (думаю, что это впечатление складывается у многих), мы не очень-то и стремились в ВТО. Хотя и вели соответствующую подготовительную работу.
Условия, на которых в ВТО вступила Россия – скажем так, не лучше и не хуже тех, на которых вступали в эту организацию Украина или Китай. Но, на мой взгляд, согласованные нашей рабочей группой условия адаптации российской экономики – достаточно реалистичные. Потому что мы не можем дальше оставаться вне этого глобального экономического формата внешнеторгового взаимодействия, в котором присутствуют практически все развитые страны мира.
По целому ряду отраслей и продуктов, по которым Россия сейчас является ведущим экспортером – нефть, газ, электроэнергия, металл, химическое сырье, мы постоянно из-за экономической конъюнктуры подвергаемся ущемлениям. Вступление России в ВТО позволит формировать блоковые союзы в рамках уже этой организации.
– Н.Р. Хорошо, почему тогда об условиях работы в ВТО так мало говорят власти, промышленность и бизнес – словно замерли в ожидании? Может быть, активно обсуждают только специалисты и эксперты. Чего все ждут? Новых законов, регламентов – почему рынки не открываются – ведь «мы уже в ВТО»?
– А.М. Давайте начнем с конца: что значит, рынки не открываются? Там, где наша продукция конкурентоспособна на мировых рынках, там – как все было открыто, так и сегодня обстоит. А там, где нашу машиностроительную продукцию или «ширпотреб» никто за рубежом не ждет, ну он и в условиях ВТО не будет покупать. Потому что наша продукция в этих отраслях – неконкурентоспособна.
К сожалению, мы практически не вывозим инновационную продукцию и продукцию высоких переделов. Если говорить о высокотехнологичных сферах, то за исключением космоса и атомной промышленности мы не можем предложить миру и мировой экономике, корпорация, странам какие-то интересные решения. Вот в этих отраслях мы пока сохраняем позиции – можем строить атомные электростанции, перерабатывать отработанное ядерное топливо. Можем выпускать на нашу МКС ракетоносители, наши космодромы и ракеты обслуживают интересы разных стран.
– Н.Р. То есть надеяться на развитие легкой промышленности и машиностроение России уже даже не стоит – конкуренты сильны настолько, что их не догнать?
– А.М. За годы перестройки – т.е. 20 с лишним лет мы потеряли позиции (хотя потери начались раньше – еще в 80-е годы) по линии научно-технического прогресса и утратили наш технологический паритет с передовыми странами Запада. По целому ряду отраслей обрабатывающей промышленности мы просто неконкурентоспособны.
Ситуация по легкой промышленности и товарам народного потребления укладывается в общемировую: есть страны с дешевой рабочей силой – Китай, Юго-Восточная Азия, Турция. Их товары заполонили сегодня весь мир и, наверное, детские игрушки, белье, одежду и обувь будут, конечно, производить мировые бренды, но неизвестно, где будет изготавливаться эта продукция. Хотя шиться она будет, может быть по лекалам ведущих мировых модельеров.
Поэтому судьба нашей отечественной легкой промышленности, на мой взгляд, очень проблематична.
Я бы сконцентрировал все усилия на том, чтобы военная форма, форма для бюджетных организаций, костюмы для стюардесс и вся спецодежда для наших металлургов, путейщиков, водителей – производилась на российской земле. Хотя мы намного отстаем. Но вот здесь нам все равно нужно закрепить приоритет. Наверное, эти небольшие ниши в сфере элитной одежды и корпоративных и ведомственных моделей могли бы занять российские модельеры Юдашкин и Зайцев, а также уральские дизайнеры, например, Селянина.
По товарам народного потребления, сами посмотрите: где мы сегодня видим хоть один отечественный телевизор, компьютер, ноутбук или телефон? Вот в эту сферу нам зайти практически уже невозможно и иллюзий питать не стоит.
– Н.Р. Наверняка это не трагично? Ведь остальной мир спокойно относится к чужому лидерству по производству машин и телевизоров, и только Россия упорно пытается делать вид, что может производить все…
– А.М. Давайте рассуждать так: наверняка глобальная мировая война уже невозможна. А если это так, то не должно быть очень долгого общемирового раскола. Наверное, без экспорта импортных телевизоров мы проживем год-два – пока будут идти споры. Потом все равно страны придут к консенсусу, и по товарам не первой необходимости мы договоримся.
Конечно, плохо, что наш автопром сегодня зависит от поставок импортных комплектующих. Но автопром – не авиапром. Очень важно, чтобы обеспечивающие обороноспособность России отрасли могли выжить в условиях серьезного разногласия на глобальном уровне. С тем, чтобы пока идут разногласия, мы могли бы спокойно выпускать наши самолеты и боеприпасы, ракетную технику и системы вооружения. Как только возникает какой-то серьезный конфликт, думаю, правила ВТО прекращают действовать на этой территории – тогда действуют совсем другие правила.
– Н.Р. Скажите, не представляет ли ВТО опасности для особых экономических зон? К примеру, ОЭЗ «Алабуга» сильно переживает, что ее льготы перестанут быть привлекательными для резидентов, и возможно не будут действовать. Насколько это возможно? Что в этой связи ждет ОЭЗ «Титановая долина» в Свердловской области – может быть, проект себя уже не оправдает?
– А.М. Я считаю, что наличие ОЭЗ никак не связано со вступлением той или иной страны в ВТО. В Китае до сих пор существуют ОЭЗ, хотя он в ВТО вступил раньше нас. Льготы резидентам таких зон предоставляются, как правило, за счет местных налоговых преференций, которые касаются муниципальных и региональных органов власти. Эти преференции не регулируются правилами ВТО – они распространяются на государственном, общефедеральном уровне. Это первое.
Второе: функционирование ОЭЗ и их привлекательность базируется даже не на налоговых льготах, а подготовленных площадках. То, что прекрасно сделали в Липецке, смогли сделать (хоть и не сразу) в Томске, в «Алабуге» и то, чего мы пока не успели сделать в нашей «Титановой долине». Потому что говорить о функционировании зоны можно реально тогда, когда есть площадка. А мы находимся лишь на начальном этапе проектирования инфраструктуры, которую нужно подтянуть. Ее надо спроектировать – на это уйдет полгода-год, подтянуть – это еще год-два и только потом можно будет говорить о заходе туда резидентов. Эти процессы никак не связаны с ВТО.
– Н.Р. Среди крупного бизнеса наблюдается такой настрой: ВТО бояться не надо – иностранцы придут на рынок, столкнутся с российской бюрократией, волокитой и коррупцией и не станут работать. Следовательно, бояться не стоит. Как Вы можете охарактеризовать такие надежды отечественных предпринимателей?
– А.М. Печальный пример Вы привели. Мнение расхожее, но во многом справедливое. Оно говорит о том, что во многом – вне зависимости оттого будет ли Россия в ВТО – иностранцы к нам не идут. Не идут из-за плохого делового климата в целом в России и, в частности, неудовлетворительного для них в Свердловской области.
– Н.Р. Даже так?
– А.М. Да – потому что наш регион не занимает место в первой «двадцатке» передовых по этому показателю субъектов РФ. Хотя Екатеринбург в целом оценивается достаточно высоко. Если же говорить о проблемах, с которыми сталкивается иностранный бизнес, то это отсутствие гарантий собственности. Второе – чрезмерно большое количество сложных процедур и соглашений, которые резко удлиняют сроки создания новых предприятий. Третье – это отсутствие подготовленных площадок для размещения иностранных производств.
– Н.Р. Это поправимо?
– А.М. Сегодня президент Путин ставит задачу поднять Россию со 120-го места на 20-е, а мне кажется, что по ряду моментов мы можем в ближайшее время откатиться назад. Потому что, к сожалению, появляется информация, что целый ряд серьезных компаний отказываются от создания в России новых производств и находят территории в других странах – Казахстане, Восточной Европе. Потому что там они уверены в безопасности своих инвестиций и в том, что не возникнет проволочек, и они получат инфраструктуру, на которую претендуют.
– Н.Р. Что ждать от нахождения в ВТО отдельно взятому региону РФ, например, Свердловской области?
– А.М. По-моему, 60% нашего (свердловского, прим. НР) экспорта составляют металлы – черные, цветные и трубы. Вот эта отрасль получит большую гарантию, чтобы нормально и устойчиво присутствовать на мировом рынке. А вот на рыночную конъюнктуру – цены на медь и другие металлы и трубы мы не повлияем. Это вопрос глобальный, на него Россия влияет в очень небольшой степени. Ну и право жаловаться, формировать общественное мнение и так далее у нас будет.
Что касается экспортеров, то мы ничего не проиграем. Что касается импортных товаров и продуктов, думаю, что по легкой промышленности нам надо понять – не будем мы производить «брендовые» костюмы. Если говорить о сельском хозяйстве и машиностроении, то нам придется согласиться на то, чтобы к нам пришли западные технологии, пришли нормальные породы скота, которые будут давать не по 5 тыс. литров молока в год, а по 25 тысяч – сегодня такие в Голландии уже есть.
Сейчас очень важно понимать, что костяком любой отраслевой программы является развитее крупнейших предприятий данной отрасли. Причем очень часто они сегодня имеют руководство в Москве. Поэтому важно знать, какова стратегия их развития. Мы должны знать, как будет развиваться железная дорога, аэропорт «Кольцово», какие средства будут выделены на дорожное строительство и так далее.
– Н.Р. И все-таки: не может ли получиться так, что иностранный бизнес в России столкнется с разными формами противодействия? Этакими «межкорпоративно-национальными протекционистскими сговорами» наших коммерсантов? Ну, или банальными ценовыми сговорами?
– А.М. Если бы нам удалось выйти на хорошие сговоры такого уровня: когда бизнес выстроил свою позицию и добился понимания у власти, да к тому же были приняты нормы, которые бы защищали отечественного производителя – это было бы прекрасно. Но, к сожалению, мы не видим пока примера, когда всем можно было бы договориться.
Почему-то у всех такое ощущение, что если завтра придет иностранец и что-то построит, он отнимет кусок российской земли. Не секрет, что больше половины нью-йоркской недвижимости скуплено японцами. Но от этого Нью-Йорк не стал более японским. Самое главное, что если на нашей территории появляется зарубежный объект, на нем работают наши специалисты, он производит современные продукты и оказывает современные услуги, а мы получаем доступ к современным техническим решениям.
Я вообще считаю, что у иностранцев должен быть 51% уставного капитала. Потому что тогда они становятся «заложниками» ситуации: они занесли сюда свои капиталы, ноу-хау, завезли комплектацию. И уже не могут бросить бизнес – обратно ты завод не вывезешь. Тогда иностранная компания заинтересована в выстраивании правильных отношений и работе по российском нормам и правилам.
Это в полной мере касается и наших заводов по сборке автомобилей. Останови их сейчас, остановятся и базовые мощности в Германии, которые производят двигатели, приборы и так далее. Сегодня невозможно перекрыть каналы поставки этих двигателей, потому что без работы останутся немецкие рабочие. И в итоге все заинтересованы в процветании производства.
© 2012, «Новый Регион – Екатеринбург»
NR2.ru: http://nr2.ru/ekb/interview/414142.html
